Прозвучавшее в его голосе отчаяние охладило ее пыл. Она помолчала, пытаясь вспомнить, что чувствовала Съеденная, могущественная Первая Жрица Гробниц Атуана, когда лишилась всего, распрощавшись с прежней жизнью, став просто самой собой, Тенар. Она подумала о том, каково женщине в самом расцвете сил, любимой мужем к детьми, утратить все но, превратиться в старую немощную вдову. Но даже будучи не в силах поставить себя на его место, она могла понять, как ему стыдно, как глубоко он унижен. Вероятно, такие чувства мог испытывать только мужчина. Женщинам не привыкать к стыду и унижению.
А, может, тетушка Мосс права — ядрышко исчезло, и осталась лишь одна скорлупа.
Ведьмовские мысли, подумала она. Мягкое, восхитительное вино прояснило ее разум и развязало язык, и она решила перевести разговор на другую, менее болезненную для них обоих, тему.
— Знаешь, — сказала она со смехом. — Мне тут пришла в голову мысль… Огион учил меня, а я не захотела продолжать учебу, ушла, нашла себе фермера и вышла за него замуж… В день нашей свадьбы я подумала: «Вот Гед рассердится, когда прослышит об этом!»
— Так и случилось, — сказал он.
Она ждала.
— Я был разочарован, — добавил Гед.
— Зол, — возразила Тенар.
— Зол, — согласился он и вновь наполнил ее бокал.
— В те времена и мог распознать Силу в другом человеке, — сказал Гед.
— А ты… ты просто-таки излучала ее в том ужасном месте, в Лабиринте, во тьме…
— Что ж, тогда скажи мне, что я должна была сделать с этой своей Силой и с теми знаниями, которые пытался дать мне Огион.
— Применить их на практике.
— Каким образом?
— Так же, как применяют Искусство Магии.
— Кто применяет?
— Волшебники, — сказал он с болью в голосе.
— По магией подразумевается искусство и сноровка волшебников и чародеев?
— А что же еще?
— И никогда ничего сверх этого?
Он погрузился в размышления, пару раз подняв на нее задумчивый взгляд.
— Когда Огион учил меня, — продолжала она, — здесь, у этого самого очага, говорить на Древнем Наречии, слова срывались с моих губ так же легко и уверенно, как и с его собственных. Словно я учила язык, на котором я говорила до того, как появилась на свет. Но все остальное — предания, руны власти, заклинания, правила — было для меня пустым звуком, чужим мне языком. Мне часто приходила в голову следующая мысль: да, на меня можно нацепить доспехи воина, дать мне копье, меч и шлем с плюмажем, но разве из этого выйдет толк? Что я буду делать с мечом? Неужели он превратит меня в героя? Хорошо, если я вообще смогу переставлять ноги в этом абсолютно неподходящем для меня наряде.
Тенар пригубила вино.
— Словом, сбросила я доспехи, — закончила она, — и надела свою собственную одежду.
— Что сказал Огион, когда ты решила уйти от него?
— А что обычно говорил Огион?
По губам Геда вновь скользнула грустная улыбка. Он промолчал.
Тенар кивнула.
Выдержав паузу, она продолжила с большей теплотой в голосе:
— Он принял меня, потому что меня привел к нему ты. После тебя он не хотел брать новых учеников и уж никогда не взял бы девушку, если бы ты его об этом не попросил. Но он полюбил меня. Он оказал мне честь. И я тоже любила и уважала его. Но Огион не мог дать мне того, к чему я стремилась, а я не могла принять то, что он стремился мне дать, и он это знал. Но когда за день до смерти он увидел Ферру, его реакция была совершенно иной. Как говорите вы с Мосс, Сила узнает другую Силу. Не знаю, что Огион разглядел в ней, но он сказал:
«Учи ее!» И еще добавил…
Гед ждал.
— Он сказал: «Эту девочку… будут бояться». И еще: «Учи ее всему!.. Не на Рокке». Я не знаю, что он имел в виду. Да и откуда мне знать? Если бы я осталась здесь с ним, я смогла бы понять, смогла бы научить ее. Но я решила: придет Гед, уж он-то наверняка знает, чему ее следует учить, что нужно знать моей бедняжке.
— Я не знаю, — прошептал Гед. — В ребенке я вижу только… уродство. Зло.
Он допил свое вино.
— Мне нечего дать ей, — сказал он.
Кто-то тихонько поскребся в дверь. Гед тут же встрепенулся и стал беспомощно озираться, ища место, где можно было спрятаться.
Тенар подошла к двери, чуть-чуть приотворила ее и по запаху поняла, что это Мосс, даже прежде, чем увидела старую знахарку.
— Люди в деревне, — прошептала старуха трагичным тоном. — Видные такие люди. Пришли из Порта. Говорят, они с того самого большого корабли, что приплыл из столицы Хавнора. Говорят, что они пришли за Верховным Магом.
— Он не желает видеть их, — слабо возразила Тенар. Она понятия не имела, что делать.
— Я дерзнула утверждать, будто его тут нет, — сказала ведьма и, выждав мгновение, спросила: — Так где же он?
— Здесь, — ответил Сокол, подойдя к двери и распахнув ее. Мосс молча уставилась на него.
— Они знают, где я?
— Только не от меня, — ответила Мосс.
— Если они явятся сюда, — сказала Тенар, — отошлешь их прочь, только и всего… В конце концов, ты же Верховный Маг…
Ни Сокол, ни Мосс не обратили на ее слова никакого внимания.
— В мой дом они не заявятся, — сказала Мосс. — Пойдем, если ты не против.
Бросив взгляд на Тенар, Гед молча пошел за старухой.
— Но что мне сказать им? — спросила Тенар вдогонку.
— Ничего, дорогуша, — ответила знахарка.
Хифер и Ферру вернулись с болот с семью мертвыми лягушками в сетке, и Тенар принялась готовить ужин охотницам, обдирая кожу с лягушачьих лапок. Едва закончив с этим, она услышала чьи-то голоса, доносившиеся снаружи и, подняв глаза, увидела сквозь открытую дверь группу мужчин в изысканных шляпах, расшитых сверкавшей на солнце золоченой вязью…